Я спала долго, но меня никто не будил. Проснулась часов в 10, вышла во двор, а там движение по полной программе: кто-то подметает двор, кто-то готовит еду, кто-то играет с детьми. Апа растопила тандыр и печет лепешки. Тандыр - это такая глиняная печка в форме конуса, а наверху дырка. Внутри нее разжигается огонь, а потом, когда огонь прогорит и останутся угли, к внутренним стенкам глиняной печки прилепляются лепешки из теста. Так они и пекутся. Иногда лепешки посыпают кунжутом или какими-то темно-коричневыми семечками, очень вкусными. Вообще, хлеб получается чудесный!
Чай можно скипятить на оставшихся углях, а можно поставить чайник на газовую плиту, которая стоит на летней кухне. Там же на кухне прямо на постеленной на полу клеенке жена Фаруха делает лапшу. Она раскатывает тесто в блин диаметром метр или больше, потом как-то хитро его плиссирует, а потом нарезает лапшины-спагетти шириной не меньше сантиметра. Тесто круто замешано на яйцах, поэтому лапша получается очень вкусной и не разваривается в кисель.
Впрочем, о кухне позже...
Когда я проснулась, мой телохранитель был уже во дворе. Молодой человек двадцати пяти лет от роду, невообразимо красивый и лицом, и фигурой. Прямо таджикский Апполон! Кареглазый, волосы черные и густые, улыбка очень приятная и добрая. В общем, как нынче можно говорить - кросавчег! По-русски он изъяснялся довольно неплохо, только изредка напрягаясь из-за невозможности подобрать нужное слово на русском языке. В России он никогда не был, вообще дальше Афганистана никуда не ездил. Язык выучил в местной кишлачной школе и в разговоре с отцом и дядей. Вообще, я не встретила там мужчины, который не знал бы русского языка. И встретила всего двух женщин, знающих русский. Удивительно.
Радовало, что одна из русскоговорящих женщин была женой Фаруха. С апой я так и не смогла общаться напрямую, разве только жестами. По-русски она знала только "здрасте" и десяток матерных слов. Как она ругалась! Я не могла сдержать хохот, когда она загоняла сбежавших на дорогу курей, перемежая таджикскую речь русскими матюгами с неописуемым акцентом. А она не могла понять, чего смешного в том, что глупую курицу могут переехать на машине или задрать собаки. Потом Аяз ей объяснил, что меня так веселит, и она успокоилась, но ругаться при мне стала не то, чтоб стесняться, но как-то немного комплексовать. Видимо, ее напрягало то, что она неправильно произносила родные для меня слова. Не хотела меня обижать.
Телохранителя звали Аяз. Он категорически запретил мне выходить без него со двора и разговаривать с незнакомыми мужчинами (кроме приглашенных хозяевами в гости). Я удивилась, почему такая осторожность, но он туманно ответил, что скоро я все увижу сама.
Пока апа грела чайник и готовила мне завтрак, мы пошли посмотреть жеребца, к которому я приехала. Как я и ожидала, нога была абсолютно здорова. Мы вывели коня во двор, провели его по кругу шагом и рысью - никакой опухоли, ни следа хромоты. Я подняла коню заднюю ногу насколько позволяла анатомия лошади, подержала так несколько минут под давлением и отпустила. Снова Аяз пробежался с конем рысью по двору - никаких жалоб на боли в ноге не проявилось. Мы решили выпустить его в огромный загон через дорогу от дома. Конь застоялся, Фарух не разрешил выпускать его из денника после того, как узнал о травме по телефону. Но сейчас было понятно, что все неприятности уже позади, и лошади хочется размяться.
Коня звали Мелегез. Точно знаю, что "меле" на тюркских языках означает "буланый". Что такое "гез", я забыла. Меня удивило, что у коня тюркское имя, но Аяз ничего толком не смог объяснить. Сказал, что дядя Фарух купил его в Узбекистане в возрасте двух лет и привез домой. Мелегез в то время был таким же диким, как и тот жеребенок, что сейчас стоит во дворе и на всех бросается. Потом Фарух приручил Мелегеза, объездил верхом. Этот конь предназначался для игры "Кок-пар". Она очень популярна среди восточных народов и в других местах называется еще "бузгаши". Заключается она в том, что куче всадников на лошадях бросается на землю туша барана. Этого барана нужно подобрать с земли и по каким-то там правилам таскать по полю, защищая от остальных участников, пытающихся этого барана отобрать. Игра серьезная, даже жестокая. Бывает, что всадник падает под ноги лошадям, а те наступают случайно, потому что им некуда отпрыгнуть от лежащего человека. Смертельных исходов я не видела и не слышала, но переломы и серьезные раны случались. В приз ставится очень большая сумма или даже автомобиль. Участие в игре тоже недешево стоит. Поэтому к игре подходят ответственно, лошадей готовят заранее, тренируют какими-то своими секретными способами. Лошади получаются верткие и устойчивые, как в конном поло. Такие лошади очень ценятся среди азиатов и дорого стоят.
Мелегез был помесью горной карабаирской кобылы и русского рысака. От матери он получил задорный нрав, строгость и прямо таки собачью преданность хозяину. Вообще, карабаиры славятся привязанностью к своему хозяину и довольно строги и недоверчивы к посторонним. А от отца конь унаследовал рост, массивную конституцию, широкие движения на быстрых аллюрах, любопытность и хорошие спортивные качества характера. В общем, конь удался! Правда, он категорически отказался подпускать меня к себе с седлом, но Аяз сразу предупредил, что прокатиться мне не удастся - Мелегез позволяет на себе ездить только Фаруху, и никому больше.
Пока мы с Аязом обсуждали стати гнедого жеребца, носящегося по полю и время от времени поворачивая голову в нашу сторону, апа приготовила завтрак. Послышался ее окрик, который Аяз перевел как приглашение к завтраку. Мы вернулись во двор.
Аяз позавтракал еще утром (нормальным деревенским утром, т.е. часов в 7 утра), но к этому времени уже проголодался, и поэтому решил разделить со мной трапезу. Сначала нам подали чай с горячими свежими лепешками и сахаром, лежащим огромными кубиками в пиале. Аяз предупредил, что это еще не еда, а что-то навроде аперитива, сам же завтрак принесут минут через пять-десять. Но я была голодна, поэтому за десять минут смолотила половину вкуснейшей лепешки с чаем и сахаром. Когда апа принесла блюдо с едой, я была уже сыта. Мне казалось, что больше я есть не смогу, но от косы (тарелка с формой пиалы, но больше размером) поднимался такой аромат, что я не выдержала и решила съесть все, что мне дадут.
Любопытно, что стола и стульев не было как класса. Я не видела еще ни одного стола, ни одного стула и ни одной кровати за то время, пока я там была. Столов не было даже на кухне.
На веранде был постелен ковер, а поверх него - красивая вышитая льняная скатерть. Она-то и играла роль обеденного стола. Вокруг скатерти были разложены подушки, на которые можно было опереться локтем, возлегая рядом с едой аки турецкий султан. Сначала мне было неудобно, казалось, что еда просто не провалится в желудок, раз пищевод направлен не вниз, а почти горизонтально. Пока я размышляла о разнице в физиологии таджиков и русских, мой мозг забил тревогу. Глаза осматривали "стол" и посылали сигнал, что чего-то не хватает. Потом я поняла чего: столовых приборов, а попросту - вилки или ложки. В косе ароматно дымилась какая-то смесь картошки, мяса и еще чего-то неузнанного мной. Как это кушать? Я попросила Аяза, чтоб он принес мне вилку. Он засмеялся и сказал, что в их кишлаке нет вилок. Но ложку принес. Судя по ее виду, она лежала в самом дальнем углу дома, потому что ей никто не пользовался. Сам Аяз ел рукой, виртуозно вылавливая куски и отправляя их в рот, не уронив ни крошки мимо рта.
Я сопела, тяжело дышала, вытирала пот со лба, но осилила это трудное дело - съела то, что мне дали на завтрак. Это было трудно физически, но какой кайф испытал мой желудок от этой царской пищи! В Кемерово я жила на даче за городом, питалась чем придется, перекусывая в обед квашеной капустой и вареной картошкой на работе в клинике; а вечером я делала что-нибудь быстрое и несложное на маленькой электрической плитке на веранде дачи. У меня не было ни своего жилья, ни своей посуды, я снимала дачу со своими борзыми собаками и птицей канюком. Не подумайте, что мне не на что было купить еды. Просто не было ни времени ни сил что-то готовить.
И тут я приехала в другую страну, где меня накормили невообразимо вкусным и ароматным блюдом. Я была счастлива. Конь был здоров, я была сыта - моя миссия выполнена, можно лететь назад домой.
Я возлежала рядом со скатертью на ковре и подушках. Меня окружали новые незнакомые мне восточные запахи и звуки, было тепло и спокойно. Я планировала, когда мне выехать в аэропорт, чтоб купить биеты и полететь назад в далекую холодную Сибирь. Я думала, что самое большее через пару дней я окажусь снова в Кемерово. Но не тут-то было. Все только начиналось! И прошло еще почти два месяца моего пребывания в Таджикистане. За это время я успела сделать многое: кастрировать пару тысяч баранов, съездить в Афганистан, объездить коня в горах Шахристана, увидеть две дикие в моем европейском понимании смерти и многое другое... Но об этом потом.
